В рубрике "Архив" мы публикуем наши беседы с выдающимися деятелями современной музыки. Эти интервью актуальны и сегодня, как и то, что продолжают делать их герои.
фото Дима Ромас
Первый визит в Украину самой известной британской хип-хоп группы прошел в камерной и очень душевной обстановке Зеленого театра. Накрапывал дождик, на разогреве бушевали Esthetic Education, и я отыграл хоповый сет на пластиночках перед выходом на сцену тощего Роба и сумасшедших бэк-вокалисток. Поговаривают, после концерта полным составом они отправились в клуб "Кайф" и там гуляли до рассвета. В полдень следующего дня мы вместе с коллегой по редакции Playboy Андреем Тараненко шли на интервью без особых надежд, ожидая невыспавшихся зомби с ответами "да-нет-не знаю". Но нас ожидал напор, ирония, пулеметная скорость слов и кокни-акцент, которые с диктофона пришлось переслушивать, чтобы в точности передать настроение разбитных лондонских парней.
STEREO MC’s (Playboy, ноябрь, 2006 год)
Текст: Влад Фисун, Андрей Тараненко.
Их выступления не отдают нафталином, язык не поворачивается приписать к ним «родом из 80-х» и предаваться при этом умилительной ностальгии. Хотя проект в прошлом году отпраздновал 20-летие, его создатели Роб Берч и Ник Хэллем легко дают фору молодежи и считают, что им есть что еще сказать этому миру.
Что представлял из себя Лондон в 1985 году, когда вы начинали?
НИК: То, что мы начали делать – это фактически был прорыв. Начались изменения, из Америки пришел рэп, пришла хаус-музыка, люди стали меньше обращать внимания на рок-музыку и начали ходить в клубы, где ставили хип-хоп. Масс-медиа обратили внимание на эйсид-культуру, и ситуация в шоу-бизнесе стала совершенно иной.
РОБ: Даже панк вернулся, причем какой-то хип-хоповый. Появились первые рэйвы.
И как в такой достаточно революционной ситуации относились к двум белым парням, решившим делать хип-хоп? Не выглядело ли это в глазах окружающих по меньшей мере забавным, если не просто смешным? Зачем все это, если вокруг хватает такой же продукции, но с американской этикеткой?
НИК: Мы просто оказались в весьма благоприятной ситуации. Все наши друзья интересовались новой культурой, и когда мы предложили им наше видение модных тенденций, то оно было очень хорошо воспринято. Мы были далеко не единственными белыми, кто пробовал себя в этом. Да и хип-хоп – это далеко не заслуга американских ребят. Там ведь полно всего – и ямайская музыка, и Африка, и фанк, и что-то от европейской музыки - взять хотя бы Kraftwerk и некоторые английские группы. На нас никогда не смотрели, как на что-то противоестественное. Мы просто все бросали в один котел.
Получается, вы никакого дискомфорта на сцене не испытывали с самого начала?
РОБ: Напротив. Испытывали, и не раз. Но это закаляло нас. Любому артисту просто необходимо пройти через подобные испытания. Мы росли с каждым выступлением, побеждали негатив, каждый выход на сцену становился все лучше и лучше, мы набирались опыта – все это, наверное, звучит банально, но так оно и есть. Держать аудиторию до последнего, даже если она сокращается до одного человека. Ну и что ж, ладно, значит, в следующий раз мы сделаем вот так-то, и вы все останетесь до последней песни. Мы слишком любили музыку, чтобы бросать свое занятие из-за подобных мелочей.
НИК: И мы всегда избегали каких-то клише. Мы не хотели выглядеть "гангстерами", мы хотели выглядеть сами собой, искали свое звучание. Мы говорили сами себе: «Да, мы идем верным путем». При этом, мы никогда не мимикрировали под черный хип-хоп.
Вы выступали с Happy Mondays, EMF, Stone Roses в период наибольшей популярности манчестерской волны начала 90-х. Как относились парни из столицы к парням из провинции, и как провинция относилась к парням из столицы?
НИК: Манчестер – это совсем близко от Лондона. Такие же парни как мы создают такие же группы как у нас. Хотя лично для меня Манчестер – это более завязанная на хаусе музыка, прежде всего из-за феномена легендарного клуба Hacienda.
А вы успели побывать в Hacienda?
НИК: Нет, никогда там не был.
РОБ: Да нет, вроде были…
НИК: Да, может и были… Да какая разница? Я, собственно, о том, что достаточно большое количество групп в середине и конце 80-х вдруг серьезно стали переделывать этот мир. Ну, и мы тоже, конечно же.
Если сравнивать ваши первые альбомы, и даже самый известный - "Connected" - c тем, о чем вы начали петь спустя восемь лет, становится очевидным, что вы стали более социальными. Появилась всеобъемлющая социальная проблематика, вы принимаете участие в туре MTV European, направленном на борьбу с торговлей людьми и их эксплуатацией. Последний ваш альбом "Paradise" вообще чуть ли не политический. Почему вы изменились? Мир стал более жестоким? Или просто вы решили обратить на него внимание?
РОБ: Мне сложно быть объективным в подобных оценках. Как мне кажется, мы всегда пытались говорить о том, что видим, чувствуем, о том, что происходит вокруг нас. Хотя, пожалуй, в начале мы действительно были столь увлечены музыкой, которая нас вдохновляла, что социальная проблематика не имела для нас большого значения. Мы были как дети, которым дали новую игрушку. Фактически, в то время мы говорили о музыке музыкой. А позже ты обнаруживаешь нечто совсем другое, что тебя вдохновляет. И чем дольше мы занимались музыкой, тем больше обращали внимание на собственный жизненный опыт, на какие-то моменты, никак с музыкой не связанные, и тем не менее очень важные для нас. В какой-то момент мы обратили внимание, что на концертах люди заметно реагируют на песни с социальной тематикой, пускай даже завуалированной, аллегоричной. Мы вряд ли споем когда-нибудь гимн «Нет глобальному потеплению» или «Остановите рост цен на нефть», но мы даем это понять, может быть, очень тонко – но достаточно, чтобы нас поняли.
НИК: Я бы сказал, что "Paradise" – это альбом о нашей жизни. Нам не все равно, что вытворяют Буш или Блэр, нас точно так же, как и остальных, напрягает вся эта общемировая агрессия, которая сильно обострилась в последнее время. Обществу не хватает обычной толерантности. Технологии идут вперед, а сознание человека остается на пещерном уровне. Кто бы мог подумать, что торговля людьми будет существовать в 21 веке!? И что нам придется выступать со сцены и призывать людей не продаваться за сомнительный кусок хлеба!?
Вы выступаете против реальной эксплуатации людей. Но эксплуатационное кино – блэксплуатейшн, сексплуатейшн - вам нравится?
НИК: Блэксплуатейшн - это был очень яркий способ черных парней как-то попасть в кинобизнес, начинать свое собственное кино. И это было такое кино, в котором черные парни были хорошими, а белые – плохими. То есть, именно то кино, которое хотели смотреть черные люди. Это помогло многим белым понять черных и их проблемы.
РОБ: Многие из этих фильмов можно было назвать реальным прорывом. Не из-за сюжетов, которые мы вряд ли вспомним сейчас, но из-за тех саундтреков, которые люди с удовольствием покупают и слушают до сих пор – там же есть подлинные шедевры!
НИК: Эти фильмы давно стали классикой. Люди по-прежнему открывают для себя этот пласт культуры. Да и нет там никакой эксплуатации – это просто игра словами.
Лет пять назад довелось увидеть ваше выступление в Будапеште, и этот концерт можно заносить в летописи – 30 тысяч человек в едином порыве… В Киеве вы выступали в других условиях: дождь, сравнительно небольшая аудитория… Вы как-то отмечаете свои концерты? Лучший, худший…
РОБ: Сложно сказать о каком-то выступлении, что оно «лучшее». С определенной точки зрения любое выступление…
Но лично с вашей точки зрения?
РОБ: С моей? В Киеве был хороший концерт. Отличная публика, все знают наши песни, люди танцуют, подпевают нам. И все это несмотря на дождь… Были концерты и для одного человека, да-да, когда-то было и так. И все равно я вспоминаю о таких концертах с теплотой, а не стараюсь их забыть. Самое худшее выступление – это когда тебе нездоровится, а приходится идти на сцену. Помню, однажды я съел какой-то «не такой» гуляш, в Голландии. А выступление уже не отменишь…
И ты прыгал так же, как обычно?
РОБ: Да, представь себе! Лучшее шоу – это когда ты чувствуешь, что отрываешься от земли. Так было в Будапеште, так недавно выступали в Софии. Отлично было на фестивале в Гластонбери, мы играли там дважды.
Ваша популярность совпала с популярностью весьма провокационного проекта KLF. Кого из вас тогда считали бОльшими нонконформистами?
НИК: Безусловно, KLF. Мы не жгли миллион фунтов и не уничтожали свои пластинки. Мы встречались с ними пару раз, у нас были какие-то идеи, даже один и тот же рэппер читал у них в Last Train To Transcentral и у нас (вот, черт, не могу вспомнить, в какой песне). Мы даже тогда подписали его проект на свой лэйбл.
Кстати, а почему сейчас вы решили создать свой собственный лэйбл Graffiti и ушли со знаменитой рекорд-компании Island? Они замучали вас своей диктатурой?
НИК: Мы работали с Island в те времена, когда там выпускались легенды. Сейчас Island принадлежит мейджору Universal, и там выпускают дерьмо вроде Sugarbabes.
Они захотели от вас чего-то подобного?
НИК: Если быть честным, они никогда не диктовали, что нам делать. Они вообще не особо интересовались нашими делами, разве что как-то прислали нам менеджера группы, которого мы почти сразу и послали на хер. Свой лэйбл – это то упражнение, которое мы обязаны были выполнить рано или поздно, вот почему мы решили этим заняться. Почему нас когда-то приняли в Island? Когда у тебя есть суперхит, то тебе сразу звонят и говорят: “О, ребята, вы то, что нам нужно!”.
И что, после выхода суперхита Connected вам никто не звонил и не говорил: “Сделайте такое же еще раз?”.
НИК: Говорю же, им не было до нас никакого дела. А сейчас Island – это просто убогая конторка, вот так. За последние 5 лет у них не вышло ничего примечательного. Когда-то у них выходил альбом Connected, к ним были приписаны Трики, Pulp и PJ Harvey. А сейчас у них около 30 групп, которые не в состоянии выпустить даже по альбому, потому что никто это говно не купит.
Для многих полной неожиданностью оказался ваш микс в серии DJ Kicks – никто не думал, что вы еще и ди-джеи…
НИК: Вообще-то, обычно ди-джеит у нас только Роб. И когда нам предложили попробовать сделать такой сборник, то для нас это было весьма необычно. Тем более в серии, где выходили очень известные личности, например, Крудер и Дорфмейстер, мы давно с ними дружим.
Роб, ты часто выступаешь в клубах?
РОБ: Да, но не в Лондоне. В основном в Европе - Германия, Австрия, Франция. Играю все, что под руку попадется.
Честно говоря, на момент выхода этого диска, в 2000-м, никто не думал, что Stereo MCs еще существуют. Почему вы молчали целых 8 лет, чем вы занимались?
РОБ: Черт, я думал, нам больше никогда не зададут подобного вопроса. Видимо, в вашей прессе мы еще не появлялись. Понимаете, у нас были очень утомительные туры, мы три года практически не жили дома. Такая жизнь отбивает тягу к творчеству, тебе просто не хочется больше ничего делать. Это уж потом, когда не сцена нуждается в тебе, а ты в ней, ты приходишь в студию, садишься за пульты и понимаешь, что надо напомнить о себе, сделать что-то новое.
Тем не менее, во всем этом вашем "новом" безошибочно слышно, что это те самые Stereo MC’s. Боитесь новых приемов?
РОБ: Да нет же! Это как в случае с хорошим гитаристом: вчера он играл на дорогом заказном инструменте, а сегодня ему подсунули «дрова» – ты все равно услышишь, что это он и никто другой. Возможно, однажды я обрадуюсь тому, что мы звучим не так как прежде, что мы кардинально изменились, но пока нам есть еще сказать миру именно в той манере, в которой мы привыкли это делать. Я слушаю много старых записей, бразильскую музыку, ранний фанк и биг-бит. Но видимо, внутри меня сидит нечто такое, что все равно дает о себе знать, независимо от того, что меня вдохновляет в тот или иной момент. Значит, я еще не исчерпался.
Сейчас в хип-хопе очень распространились всевозможные совместные дуэты, мистер Икс представляет мисс Игрек. Вы по-прежнему в стороне?
РОБ: Напротив, мы в какой-то момент почувствовали себя в изоляции. Да и наш новый менеджер настаивает на подобных совместных проектах. Его философия основана на том, чтобы “черпать извне”. Поэтому в следующем альбоме коллабораций будет очень много. Вот только дайте добраться домой, вернуться в студию!